top of page

Отрывок 149

Когда мы вышли на улицу, генерал еще раз попрощался с Рахимовым, а мне сказал:

— А вы меня проводите, товарищ Момыш-улы, мне надо с вами поговорить. Хоть вы и не любите ездить в санях, сядьте со мной рядом, а ваш коновод с моим адъютантом пусть следуют за нами.

Пока мы не въехали в лес, генерал молчал. В темной просеке были слышны лишь глухой цокот копыт пары гнедых и легкое трение полозьев кошевки о снег.

— Мне помнится, как-то еще в Алма-Ате вы говорили о том, что после третьего июля впервые почувствовали себя офицером, — тихо сказал генерал и спросил: — Помните?

— Да, помню, товарищ генерал.

— Я давно хотел вас спросить, товарищ Момыш-улы, но как-то не решался до сих пор, а теперь решил все-таки спросить.

— Спрашивайте, товарищ генерал.

— По какой причине вы до сих пор не вступили в партию?

Я был в полку единственным беспартийным комбатом, чем был особенно недоволен комиссар нашего полка Логвиненко, так что для меня этот вопрос генерала не был неожиданным. Я ответил не сразу.

— Я уверен в ваших искренних патриотических чувствах, я верю вам как командиру. Лично у меня нет никаких сомнений в отношении вас, товарищ Момыш-улы, но я хочу знать, что вас удерживает от вступления в партию? Ведь вы были с 1924 по 1936 год в рядах комсомола.

«Ого, и это ему известно», — промелькнуло у меня. Лошади, изредка фыркая, шли мелкой рысью, кошевка слегка покачивалась на неровной дороге, лес молчаливо стоял темной стеной. Адъютант генерала и Синченко трусили мелкой рысью позади кошевки, то догоняя нас, то отставая.

Я рассказал генералу о том, как в 1936 году в пути на Дальний Восток потерял комсомольский билет. Походная жизнь, переезды из одного уголка Дальнего Востока в другой и бесплодная переписка с организацией, где я раньше состоял на учете, были причинами моего механического выбытия из комсомола. Далее я сказал, что считаю себя недостаточно подготовленным для вступления в партию.

— Воевал я с 1916 года, в первой мировой, — начал Панфилов после недолгого раздумья. — В старой армии дослужился до фельдфебеля. Потом воевал в гражданскую, до 1929 года, вплоть до ликвидации басмачества в Средней Азии. В гражданскую войну почти на всех фронтах побывал. А вот теперь в Великой Отечественной участвую. С одной стороны, неплохо, что вы не торопитесь. В свое время я тоже не торопился — вступил в партию лишь после гражданской войны, в 1923 году. Но я, как и многие мои товарищи, вступил в партию вполне убежденным. Вы говорите, что вы не подготовлены. Война не завтра, не послезавтра кончится. Война сама подготовит вас. Как говорится, да сохранит вас судьба, и вы станете настоящим боевым командиром-коммунистом...

Генерал велел ездовому красноармейцу остановиться и, слезая с кошевки, сказал: — Дальше меня не провожайте. И так я вас увез далеко.

Прощаясь со мной, он задержал мою руку в своей и добавил:

— Большие нам предстоят испытания, товарищ Момыш-улы. Мы должны любой ценой отстоять завоевания Великого Октября.

...Я со своим коноводом Синченко возвращался в часть. Лысанка шла подо мной мерным широким шагом, иногда фыркая и бренча удилами.

Я думал о разговоре с генералом. Человек с такой большой боевой биографией, один из тех воинов, которые на собственных плечах пронесли всю тяжесть солдатской судьбы еще тогда, четверть века назад, отстаивая в боях завоевания революции, говорил со мной, как равный товарищ, не поучал, не наставлял, а советовал, подсказывал.

Мы ехали по темной аллее молча, не спеша, и про себя я повторял последние слова коммуниста Ивана Васильевича Панфилова: «Мы должны любой ценой отстоять завоевания Великого Октября».



hqdefault.jpg
hqdefault.jpg
hqdefault.jpg

149

ЗА НАМИ МОСКВА! ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

bottom of page